— Сейчас у шерифа доктор Мэрфи, — сообщила она мне со своим певучим южным акцентом. — Они оба ожидают вас, лейтенант, и я полагаю, что вам следует подготовить для себя алиби.
— Очень мило с вашей стороны, дорогая, предупредить меня, — поблагодарил я. — В один из ближайших дней я намерен сделать вам любезность, познакомить со своим преждевременным погребальным церемониалом, чтобы в случае чего вы могли плюнуть на него, коли у вас появится такое желание.
— Я же понимаю, что вы шутите, лейтенант, — вежливо ответила она. — Я хочу сказать, кто же станет вас хоронить? Разве что департамент санитарного состояния города?
Это была отрезвляющая мысль, которая заставила меня задуматься по дороге в кабинет Лейверса, а там, взглянув на физиономию шерифа, я сразу понял, что существуют куда более важные проблемы, нежели эта, так что не стоит тратить на нее времени.
— Садитесь, Уилер, — буркнул он. — На разговор, вероятно, уйдет порядком времени.
Я сел на один из стульев для посетителей и посмотрел на доктора Мэрфи, тот ответил мне точно таким же взглядом. Для разнообразия я глянул на шерифа, но и он ответил тем же.
— Чего мы ждем? — вежливо осведомился я наконец. — Выпадения реактивных осадков?
— Пэтти Келлер, — произнес Лейверс. — Девица, которая спрыгнула вчера днем с выступа под окном отеля.
— Она не спрыгнула, а свалилась, — поправил я его. — Она возвращалась назад, когда у нее закружилась голова и…
— Вы это уже говорили вчера, — грубо прервал он меня. — Я посчитал, что это была типичная для Уилера реакция. Какая особа женского пола сможет покончить с собой, если она была осчастливлена личным появлением чуда природы ради ее скромной особы?
— Вы просто завидуете, шериф! — так же грубо прервал его я. — И только потому, что вы растолстели и…
— Ладно!
Он откусил кончик сигары, затем сунул черный цилиндрик себе в рот.
— Это было вчера. Доктор Мэрфи после этого произвел вскрытие.
— Она упала с пятнадцатого этажа здания на бетонный тротуар, а вам понадобилось вскрытие, чтобы установить причину смерти? — громко удивился я.
— Почему бы вам хорошенько не сосредоточиться, лейтенант? — дружелюбно осведомился Мэрфи. — Посмотрим, сумеете ли вы дать хотя бы один разумный ответ. Вы сказали, что у нее закружилась голова и в результате она упала. Опишите все очень подробно, это моя личная просьба.
— С каких это пор я должен выполнять личные просьбы помощника гробовщика? — спросил я ворчливо. — Она боком продвигалась назад к окну, когда неожиданно застонала, лицо у нее исказилось, как будто она была в агонии. Потом ее колени подкосились, она перегнулась вперед и полетела вниз. Вот, пожалуй, и все.
Мэрфи многозначительно взглянул на шерифа и задумчиво кивнул:
— Все это подтверждает мои выводы.
— Вы оба большие умники, — холодно произнес я. — Продолжайте секретничать, меня это ни капельки не трогает.
— Она постоянно справлялась о времени, верно? — спросил Лейверс.
— Да-а, — протянул я, — совсем как утренние поденщики в Санта-Аните… Эй, послушайте, когда я сказал ей, что уже три часа, она внезапно передумала оставаться на этом выступе. Совершенно неожиданно. Вот так. — Я щелкнул пальцами.
— Весьма интересно, — пробормотал Мэрфи. — Она была накачана апоморфином.
— Апоморфин — это что-то вроде морфина? — спросил я.
— Нет, совсем не вроде морфина. Это его производное, но не наркотик, а сильное рвотное. В небольших дозах его можно использовать как отхаркивающее средство, одной двенадцатой грана достаточно, чтобы вы извергли из себя весь тот мышьяк, который ваша супруга подмешала вам в овсяную кашу. Господи! Он вызывает тошноту, рвоту, головокружение и обмороки. Трудно сказать, сколько получила эта девица, во всяком случае, достаточно, чтобы этот трюк удался.
— Но, Бога ради, зачем бы она стала принимать такое снадобье, коли задумала нырнуть с пятнадцатого этажа здания? — спросил Лейверс.
— Она ничего не принимала, апоморфин был введен внутримышечно. Не то чтобы это очень важно, но время действия иное, — объяснил доктор Мэрфи. — Его обычно так и вводят, уколом в руку, а не через рот.
— В таком случае дело выглядит так, что ей кто-то немного помог, — сказал я. — Большинство из нас не втыкает иглы в собственную руку!
— Многие это делают, — возразил Мэрфи. — Главным образом наркоманы, но и у других людей есть поводы и причины самим себе делать уколы.
— Так может быть, она съела несвежую устрицу, — угрюмо предположил Лейверс, — и захотела от нее избавиться, поэтому сделала себе этот укол. А потом решила, что вообще устала от жизни, устрица там или не устрица, поэтому выбралась на карниз и стала там размышлять… Ерунда! Это бессмыслица!
— Через сколько времени после укола наступает реакция? — спросил я у доктора.
Он поскреб затылок и поморщился:
— Очень трудно сказать, потому что я не сталкивался с этим снадобьем с тех пор, как работал в больнице по срочным вызовам. Возможно, минут через десять — пятнадцать.
Шериф с кислым видом ответил на мой вопрошающий взгляд:
— Она сама позвонила к портье и сообщила, что намерена прыгнуть вниз. Они незамедлительно направили наверх гостиничного детектива, чтобы проверить, розыгрыш это или нет… Я живенько прибыл сюда вместе с Полником, вам-то на это потребовалось много больше времени. — Это он выдал мне сквозь стиснутые зубы. — Короче говоря, я предполагаю, что от того момента, когда она звонила портье, и до ее прыжка вниз прошло четверть часа плюс-минус пара минут.
— А шприц обнаружили в ее комнате? — спросил я.
— Вчера его никто не искал, а сегодня там ничего нет. При ней был лишь небольшой чемоданчик с ночной рубашкой, халатиком и прочими мелочами, что вполне естественно, если ты намерен только переночевать в отеле, чтобы утром уехать на первом же автобусе.
— Когда она зарегистрировалась?
— Всего двумя часами ранее. С ней никого не было, никто ей не звонил и не заходил повидаться с ней, насколько это известно дежурному. Жила она в однокомнатной квартире на нечетной стороне Гренвилл-Хэйтс. Полник должен был уже это проверить. У нее, насколько мы смогли выяснить, всего один родственник.
— Кто такой?
— Не такой, а такая. Двоюродная сестра, — ответил Лейверс.
— Ей под шестьдесят, и она необъятной толщины, — веселым голосом подхватил Мэрфи. — Уилер возвратится с полным досье, все до последней родинки будет точно выяснено. Вы ведь наверняка знаете, где ее искать?
— Вы просто мне завидуете, как и шериф! — отрезал я.
Лейверс прекратил нашу пикировку одним гневным взглядом.
— Имя ее двоюродной сестры Долорес Келлер, вообще-то она больше известна как Разящая наповал Долорес. — Он покачал головой, выражая свое неодобрение. — Все, вместе взятое, обладает признаками дела, буквально созданного для Уилера. Полагаю, что к этому времени мне надо твердо понять, что никому не уйти от своей судьбы, верно, доктор?
— Разящая наповал Долорес? — переспросил я. — Как это понять?
— Она сложена как девица, у которой якобы «все говорит само за себя, начиная от шеи и до кончиков пальцев на ногах», — брезгливо произнес он. — Это слова из афиши клуба, где дают представления с элементами фарса. Она стриптизерка в бурлеск-клубе.
— В жизни каждого человека приходит такое время, — проникновенно изрек я, — когда он получает вполне заслуженное вознаграждение.
— Надеюсь, я буду поблизости, когда вы получите свое, Уилер, — фыркнул Мэрфи. — Обещаю произвести вскрытие безвозмездно.
— Прежде чем вы приступите, лейтенант, — невозмутимо продолжал Лейверс, — извольте закончить отчет по делу Джефферсона. Как скоро вы это сделаете?
— К концу дня, сэр, — ответил я не задумываясь. — Не беспокойтесь, я сразу же возьмусь за новое дело, как только отчитаюсь по Джефферсону, даже если для этого придется задержаться на работе вечером. Вы же меня знаете, шериф! — Я скромно улыбнулся. — Я человек исполнительный.
— Я бы сказал наоборот, Уилер. Ни о какой исполнительности не может быть и речи.
Глава 2
Когда ночь опустилась на город, а неоновые рекламы замигали и засияли вдоль бульваров, у меня возникла ностальгическая тоска о том времени, когда мир был еще молод, и Уилер вместе с ним. Тогда я мог остановиться с открытым ртом перед огромной афишей, изображающей потрясающую красотку, на которой почти ничего не было надето, и прислушаться к звукам джаза, едва доносившимся из ближайшего кабака. Помнится, мое сердце замирало или, наоборот, начинало учащенно биться в ожидании того дня, когда загадки секса начнут открываться передо мной. С годами вера в чудо слабеет, а вместе с этим прозрением из вашей жизни уходит что-то волшебное и чарующее.